Ильф, Петров. Золотой теленок
– Небо! – сказал Остап. – Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю. На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции.
Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И все было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была давка!
Заметьте себе, Остап Бендер никогда никого не убивал. Его убивали – это было. Но сам он чист перед законом. Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость.
Мне 33 года — возраст Иисуса Христа, а что я сделал? Учения не создал, учеников разбазарил, бедного Паниковского не воскресил!
Но больше не грешите, а то вырву руки с корнем.
И некому даже оценить мой титанический труд
В таких случаях Магомет обычно шел к горе, прекрасно понимая, что гора к нему не пойдет.
– Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы.
Вы не в церкви, вас не обманут, – веско сказал великий комбинатор. – Будет и задаток.
Мысль, конечно, жиденькая. Да и оформление тоже, вероятно, будет убогое.
Клиента надо приучить к мысли, что ему придется отдать деньги. Его надо морально разоружить, подавить в нем реакционные собственнические инстинкты.
– Кстати, о детстве, – сказал первый сын, – в детстве таких, как вы, я убивал на месте. Из рогатки.
А нам грубиянов не надо. Мы сами грубияны.
Бухгалтер заметил, что сумасшедшие друг с другом почти не разговаривают. Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают все время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются, и самое главное, вильнув хвостиком, исчезает. И снова надо все обдумать, понять, наконец, что же случилось, почему стало все плохо, когда раньше все было хорошо.
– Вы, конечно, стоите на краю финансовой пропасти? – спросил он Балаганова. – Это вы насчет денег? – сказал Шура. – Денег у меня нет уже целую неделю. – В таком случае вы плохо кончите, молодой человек, – наставительно сказал Остап. – Финансовая пропасть – самая глубокая из всех пропастей, в нее можно падать всю жизнь.
Вы, я вижу, бескорыстно любите деньги. Скажите, какая сумма вам нравится?
Сноудену пальца в рот не клади. Я лично свой палец не положил бы.
Костел был огромен. Он врезался в небо, колючий и острый, как рыбья кость. Он застревал в горле.
– Так вот, Балаганов, вы пижон. Не обижайтесь. Этим я хочу точно указать то место, которое вы занимаете под солнцем.
Ах, вы думали? Вы, значит, иногда думаете? Вы мыслитель. Как ваша фамилия, мыслитель? Спиноза? Жан-Жак Руссо? Марк Аврелий? — Рыжеволосый молчал, подавленный справедливым обвинением.
У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу.
Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души», построена Днепровская гидростанция и совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь «уйди-уйди», написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона «полпред». В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно – как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода.
интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем – и на свободе.
Мы пойдем по дороге, залитой солнцем, а Фунта поведут в дом из красного кирпича, к окнам которого по странному капризу архитектора привинчены толстые решетки.
В том, что старое вернется, Корейко никогда не сомневался. Он берег себя для капитализма
Райская долина, – сказал Остап. – Такие города приятно грабить рано утром, когда еще не печет солнце. Меньше устаешь.
—А теперь буду делить я, — по-хозяйски сказал Остап.
